15 лет я прожил во Франции, и все это время чувствовал себя эмигрантом, хотя у меня и было там все хорошо. Хорошие условия для жизни. Клуб, в котором я от игрока перешел к тренеру, шел по возрастающей. Мы выиграли впервые в истории чемпионат и Кубок Франции. Но все равно это была не моя страна.
В 2004 году мне предложили возглавить московское «Динамо», я с радостью согласился. 60 процентов игроков, которые были со мной в Лондоне-2012, как раз из того «Динамо». Это были молодые парни, по 19-20 лет; увидев их впервые, я был немного шокирован. Начав общаться с ними, ничего, кроме доллара, в их глазах я не видел. Были те, кто не знал дат Второй мировой войны. Зато у них были карточки в самые престижные ночные клубы. Зато они знали жизнь ночной Москвы лучше, чем спортивный режим. И это была не их вина. Это была наша общая беда. Ребята 1983-1985 годов рождения – на чем они воспитывались, когда были детьми и подростками? Я понял: если ничего не изменю в их мышлении, мне с ними ничего не выигрывать.
Ничего нового придумать я не мог. Встречались с ветеранами Великой Отечественной. Когда ты пересказываешь те события сам, это не то. Когда в такую же аудиторию заходит ветеран, его ведут под руки, и ему тяжело идти – то ли от старости, то ли от наград, которые у него на пиджаке, – это совсем другое. «Динамо» курировала ФСБ, в Балашихе есть центр подготовки нашего спецназа – я возил игроков туда. Буквально за три дня до нашей встречи из Чечни приехал снайпер. Мы встретились с ним, он рассказывал о жизни, об оружии, о работе. «Три дня назад на задании я 18 часов пролежал без движения». Весь искусанный комарами, не поесть, не встать, в туалет – извините, обделаться под себя – и так 18 часов. Зачем? «Как зачем? Я офицер. Это моя страна, у меня отец здесь похоронен». Игроки молчали.
В общем, потихоньку я стал стучать в их души, чтобы на мир они смотрели по-другому. Еще – дисциплина. Дисциплина бьет класс. Могут быть самые талантливые спортсмены, бизнесмены, кто угодно еще, но если нет дисциплины, добиться успеха очень тяжело. Дисциплина была направлена на уважение друг другу. Никакого диктаторства, но уважать команду – должны.
В 2006 году мы выиграли чемпионат и Кубок России – у московского «Динамо» не получалось это сделать с 1952 года. В том же году я поехал в Японию на чемпионат мира – просто как наблюдатель. Тогда сборную возглавлял Зоран Гайич – известный тренер, достаточно выигравший в своей жизни. Они заняли там 7-е место – полный провал. После матча я стоял внизу, Николай Платонович Патрушев (тогда директор ФСБ и президент Всероссийской федерации волейбола – Sports.ru) со своими коллегами спустился и подошел ко мне: «Ты что думаешь? Почему такой провал?» Сказать, что тренер виноват, будет некорректно. Сказать, что игроки не хотят, будет неправильно. Ответил так: «Пока эта сборная не начнет петь гимн в голос, она ничего не выиграет».
Через полгода меня назначают главным тренером сборной для подготовки к Олимпиаде в Пекине. В Пекине мы занимаем третье место. Из игровых видов спорта медали оттуда привезли только мы и девчонки в гандболе. Но меня снимают. Конечно, расстроился, конечно, был шок. Мы хорошо общаемся с Евгением Гомельским, он мне сказал как-то: «Вова, еще не состоялся ни один тренер, которого ни разу не снимали». Сейчас я убежден: только поражение, только неудача позволяет тебе сделать объективный анализ, как двигаться и что делать дальше. Никакие победы, никакой комфорт не может дать возможность оценить ситуацию реально.
После меня назначают итальянского специалиста Даниэле Баньоли. Он проигрывает чемпионат Европы и чемпионат мира. Меня возвращают в сборную – прямо перед Лондоном. Прежде чем дать согласие, я собрал команду и попробовал определиться на берегу.
Меня часто спрашивают: почему наша хоккейная сборная не выиграла домашнюю Олимпиаду в Сочи? Я знаю, что они поехали в Сочи с огромным желанием, они очень хотели и очень старались. Но убежден: сегодня для великой победы, для огромного результата одного желания и старания недостаточно. Почему мы исключаем, что у других команд нет такого же желания и старания? Я понимал: если перед Лондоном я не зазомбирую их, результата не будет. Зомбировать – это не так, чтобы они как чумные ходили. Зомбирование – это очищение сознания от всего лишнего, что могло бы им помешать выиграть. Перед Пекином, например, идет сбор, один из игроков подходит ко мне и говорит: «Романыч, у меня заболела мама. Могу я уехать?» Что такое мама и что такое волейбол? Это несопоставимо, конечно, я его отпускаю. Он уезжает на 10 дней, это потерянное время, он возвращается никакой и отстает от всей команды. «У детей – сопли. Могу уехать?» Конечно, уезжай.
Я столкнулся с этим перед Пекином, поэтому перед Лондоном объяснил игрокам. Если хотя бы на месяц вы не передвинете самое близкое и родное, что у вас есть, на второй план, результата мы не добьемся.
Что такое команда? Я сам немного охотник, поэтому приводил пример оттуда. Вы знаете, почему гусиная стая летит клином? Первые три гуся создают такой поток воздуха, что всем, кто за ними, лететь намного-намного легче. Потом, когда первые три устают, они меняются местами. И по такому принципу они вместе преодолевают гораздо бОльшие расстояния, чем преодолели бы в одиночку. Для меня это – модель моей команды.
Я понимал: чтобы добиться большого успеха, мне нужны еще и победы на пути к этому успеху. Быть вторыми и мечтать об олимпийском золоте – тяжело. В 2011 году так же драматично, как и потом в Лондоне, мы выиграли Мировую лигу. А еще через три месяца мы поехали в Японию и выиграли Кубок мира. После этих двух побед игроки стали другими. Они почувствовали вкус крови. Они уже были зазомбированы на Олимпиаду. У меня после этого не было ни одной проваленной тренировки. С этим багажом мы поехали в Лондон. Что было там, вы знаете.
Закончился финал. Опустошение. 14 тысяч в зале. Тренеру, кстати, медали на Олимпийских играх не дают. Как и машины, квартиры – тренера могут только снять. В общем, все закончилось, я сижу на трибунах, сил нет. Тут – звонок:
- Алло! – поднимаю трубку, но слышно плохо.
- Да, алло!
- Алло!
- Да, алло.
- Володя!
- Да, бл###.
- Здравствуйте. Путин.
- Здравствуйте, Владимир Владимирович.
- Ты чего матом ругаешься на весь мир?
- Знаете, я же тренер. Когда начинаю с ними на обычном языке – ничего не понимают. Как на русском – понимают лучше.
Такие победы невозможны без человеческого фактора, без удачи... Хех, расскажу случай. Через полгода после Лондона нас – меня, Федю Емельяненко, других спортсменов – пригласил к себе наш патриарх Кирилл. Когда он повернулся ко мне, было приятно – что он помнит, что смотрел. Он спросил: «Как ты выдержал все? Я посмотрел две партии, выключил телевизор и ушел молиться. Включаю – пятая партия и вы выигрываете». «Так благодаря вашим молитвам я эту замену и сделал…»
Еще часто спрашивают, что для меня эта золотая медаль на Олимпиаде. Никиту Михалкова в свое время критиковали за фильм «Цитадель» – не то снял, не туда потратил. Он хорошо ответил: «Дорогие критики! Вы возьмите молоток и вбейте хотя бы один гвоздь в интересах России – тогда мы сможем с вами о чем-то поговорить». Если мы этой медалью спасли хотя бы одного мальчишку, который из-за этого выберет не наркоту, а спортивную секцию, считайте, что сборная России по волейболу вбила свой гвоздь в интересах России. До этой Олимпиады родители мальчишек и девчонок, у которых в 12-13 лет рост 175-180 см и 43-44 размер ноги, на аркане тащили их в футбол, хоккей, теннис – видимо, в надежде, что в старости они их прокормят. После нее – таких же мальчишек и девчонок повели в волейбол, и сегодня наши спортивные школы переполнены одаренными детьми. Я горд не за медаль. Я горд, что мы вбили свой гвоздь, чтобы наша страна была сильнее, здоровее и лучше.
Все спортсмены сумасшедшие. Мы с левой ноги надеваем кроссовок. Мы ногти не стрижем. Если вы заметили, в Лондоне я был с бородой. Я не стирал победную майку – а мы там много побеждали, поэтому умолял людей об одном: чтобы они ко мне близко не подходили и не обнимали.
Мне часто задают вопрос: как ты отбираешь игроков? Раньше было важно, чтобы прыгал высоко, чтобы бил сильно по мячу. Сейчас я уделяю внимание еще и тому, как он будет выглядеть в коллективе. И бывают ситуации: да, два метра, но если из-за него развалится раздевалка, лучше обойтись. Пример – из детского спорта. Так получилось, что в Казани – разумеется, при помощи руководства республики – появился волейбольный интернат. Он позволяет взять талантливых мальчишек и девчонок из 8-го, 9-го класса и дать им возможность утром и вечером тренироваться, а днем – учиться. Вот я сижу, заходит мама в норковой шубе, за ней – детина под два метра. Мама рассказывает: талантливый, лучший, рвется в бой. Он за это время ни разу не поднимает на меня глаза – стоит и играет в айфоне. Я послушал ее: хорошо, подумаем, я позвоню. Буквально за ними заходят отец в старом пальтишке и парень – далеко не двухметровый, с целлофановым пакетом из «Ашана». Отец говорит: «Не знаю, что делать – он спит с мячом. Стучит в стену, удар отрабатывает – соседи ругаются. Вся комната – в фотографиях». Я отвечаю: сейчас подумаем, составим список, я вам позвоню. А парень говорит: «А вы что, не посмотрите на меня? – и достает из этого пакета старые-старые кеды. – Я готов показать вам, что я умею». Как вы думаете, кого я в итоге взял?
У «Зенита» уже были успехи, сильная команда, много сборников, выступаем, выигрываем. Чувствую – есть некоторая расслабленность. Пошла информация: кто-то в баре засиделся, кто-то еще что. А тут в два часа ночи мне звонит инспектор знакомый и говорит: «Тут твой боец в центре города расстояние в 400 метров проехал со скоростью 180 км/ч. Что с ним делать?» «Права забирай – да и все». Я дружу с Асгатом Сафаровым – он был министром полиции Татарстана, а сейчас глава администрации президента республики. Набираю ему: «Асгат Ахметович, хочу команду сводить в тюрьму». Он мне на русском: «… со своим волейболом». «Все равно хочу сводить команду в тюрьму». Он положил трубку. Через пять минут перезванивает: «Завтра тебя в 9 утра ждут». Объявляю команде, что завтра экскурсия. Они смеются, думают: тренер снова с ума сходит.
Мы собираемся, у команды на входе забирают все телефоны и ключи – все замолкают. Приходим в первый барак, заключенные выстраиваются – все веселые: «Здравствуйте, мы за вас болели». Смотрю на игроков: не впечатлило. Начальник тюрьмы – мне: «Не? Пойдем дальше». Пошли ко второму бараку – он огорожен сеткой, за ней прыгают несколько алабаев. В камеру можно смотреть только через зрачок. Я этот зрачок поднимаю: там комната, как этот подиум (2 на 3 метра – Sports.ru), шконка пристегнута к стене и человек просто ходит из стороны в сторону. «А это кто?» «Этот – пожизненный». «А почему такие условия?» «Не строй из себя мать Терезу – на нем четыре убийства, заложники и торговля оружием». Смотрю на игроков – все равно не впечатляет. Поднимаемся на второй этаж, а там пацаны – вот такого роста, им лет по 14. А вы-то как сюда попали? 105-я (убийство – Sports.ru). 108-я (убийство, совершенное при превышении пределов допустимой самообороны – Sports.ru). 105-я. 108-я. И вот когда игроки посмотрели на этих детей, у которых жизнь, в общем, определена, это их, как мне показалось, впечатлило. Того, кто проехал на скорости 180 км/ч, – тоже.
Когда я закончил играть во Франции, мне сделали предложение тренировать команду, в которой я сам только что играл. Прошло какое-то время, я обозначил, как мы работаем, и многое изменилось. Раньше ты заходил в раздевалку, все смеялись, что-то обсуждали – теперь ты заходишь, они замолкают и смотрят в пол, теперь они не приглашают тебя на свои дни рождения, праздники. Это не самая комфортная ситуация для руководителя. Cейчас я отношусь к достаточно жестким тренерам, но мое достижение – с игроками у меня есть необходимая дистанция. Теперь, когда я захожу в зал, они прекрасно понимают: я им не брат, не сват, не родственник – мы будем работать. Когда я выхожу из зала, они могут себе позволить пошутить надо мной, подколоть, что-то обсудить, пригласить куда-то.
Теперь они готовы поделиться с тобой самым важным, но при этом понимают, что шансов не работать в зале у них нет – это я очень это ценю. Есть дистанция. Создать такую дистанцию – очень тяжелая, но очень важная вещь для любого руководителя.
