Мнение и комментарии Елены Годиной

Про современный волейбол: «Как толком расположиться в защите?»

— Состояние современного российского клубного волейбола. То, что происходит сейчас – это нормально? Это такая стадия развития, или все-таки стагнация?

— Нет. Стагнация под собой все же подразумевает какой-то регресс. У меня есть другой термин — застой. Вот его бы лучше употребить. Хоть это и синонимы, только мое слово русское. Каких-то суперталантов новых я все же не вижу, с ними нужно работать. И если у молодых девочек как-то хорошо получается в атаке, то нет никакой игры на блоке, в понимании тактики подачи, защиты, понимания комплекса игры… К сожалению, эти девочки попадают в профессиональные команды далеко не сразу. И поэтому большинство тех девчонок, которые заканчивают школу… в возрасте 16-20 лет лишь единицы доходят до профессиональных команд и попадают в хорошие руки. У нас вроде вот создана была Молодежная лига, но, к сожалению, мало кто относится к этой системе здраво. Как это было, скажем, у Карполя. Но у Карполя это единичный вариант! А поди создай это по всей стране. В Екатеринбург приезжали девочки со всех городов, а сейчас в каждом волейбольном центре нужно создать такую молодежную команду. Этого нет. У нас даже для главных команд до сих пор существует проблема тренировочных баз, залов, еще чего-то. Но комплексного подхода к переходу девочек из спортшкол в профессиональный клуб нет. Большинство теряется. Поэтому не стоит удивляться тому, что наша молодежь не блещет на юниорском уровне, да и на молодежном тоже, в отличие от тех же мальчиков.
Очень важно привлекать внимание к игре. Должны быть спонсоры, детские школы, спортивные сооружения, вместе с тем, какое-то внимание властей. Хотя спорт все больше уходит в коммерческую направляющую и далеко не государственные структуры должны заниматься организацией коммерческих клубов, где огромные зарплаты и прочее, потому что государство должно заниматься пенсионерами, инвалидами, детьми и многодетными матерями. У нас нет системности, а значит, нет стабильности. Нет стабильности – нет движения вверх.



Пресловутый вопрос о легионерах. Ну, не пускаем мы иностранок – хорошо. Но свои-то, русские, у нас не растут! Если лимит расширят, и иностранок будет три или четыре – это не означает, что ты эту квоту заполнишь – нет! Пожалуйста, играй русскими, если сможешь обыграть клуб с легионерами. Пожалуйста, найдите и выиграйте. Нет, не выиграете.

Мы подменяем понятия. Мы якобы не даем молодым игрокам играть – это неправда, мы даем. Но они не играют, вот в чем проблема. Потому что мы не обеспечиваем им возможность постоянно играть и соревноваться на соответствующем уровне, пока они не доросли до того, чтобы укрепить состав взрослой команды. Комплексность и системность – вот чему нужно учиться у Карполя, потому что этот момент у него налажен был отлично. И в европейских чемпионатах, и в том числе даже в нашем мужском, потому что почти все клубы имеют под собой очень хорошую базу подготовки молодежных команд, как в «Динамо», «Факеле», «Белогорье».

— Когда ты начинала играть, сам женский волейбол был другим? Сейчас он стал более походить на мужской?

— Действительно, стал. И появились такие игроки, которые обладают действительно быстротой, резкостью – тем, что характерно для мужского волейбола. Но мы все равно сбиваемся на игру на основного игрока. Строим игру под тех игроков, которые есть у нас. А вот у Карполя как раз наоборот: он игроков подбирает под свои схемы. И по сути, наш нынешний волейбол – это волейбол индивидуальных качеств игрока, а не игра команды. При этом модель Карполя мне не импонирует, это один из вариантов. Строить игру необходимо и учитывая способности каждого игрока, но все время и обучая его новому, своему видению игры. В совместном творчестве и понимании на мой взгляд залог успеха. А сейчас игроки, защищенные своим паспортом, лимитом на легионеров, не прогрессируют, не учатся. За ними высокий уровень заработной платы, агентская поддержка, при которой при неудачной игре, они все равно будут обеспечены командой и платой за свое мастерство, пусть и не самое высокое.

Вот простой пример: выходит игрок на подачу. На замену. Он, как правило, невысокого роста, коренастый – ну, вроде Филиппа Воронкова. Десять процентов вероятности, что он подаст эйс. У него есть две цели: первая – это максимально затруднить подачу, а вторая – достать мяч в защите. Он выходит в основном вместо центральных, которым трудно защищаться. У нас выходит девочка на подачу – подает. А как расположиться в защите она толком не знает! Не может сделать шаг в сторону мяча. Это такие мелочи, которые игроки знать обязаны. Обязаны знать и выполнять.

— Давай сменим тему. Где ты работаешь сейчас, расскажи поподробнее?

— Ну, сейчас у меня такая работа… многие скажут, что она неинтересна, но я не согласна. Мне она доставляет максимум удовольствия. У меня занимаются достаточно взрослые мальчики и девочки, которые приходят ко мне на занятия и практически с нуля, может быть, учатся владеть своим телом, отбивать мяч и вводить его в игру, как-то понимать ее. То, как искренне они благодарят меня за уроки, это дорогого стоит.

— Где ты преподаешь?

— Московский государственный университет приборостроения и информатики.

— Твои студенты, они знают, кто ты?
— Ну, не все знали, но сейчас уже все. Молва быстро расходится. Я преподаю у определенных факультетов и групп, в зависимости от расписания. В прошлом месяце у нас проходило первенство ВУЗа и приходили девчонки из других групп и факультетов, которые у меня не занимались. Вот они увидев меня, были в восхищении – кто-то занимался волейболом и узнал меня.

— Как ты проводишь свободное время?

— Знаешь, 9 мая мы с братом поехали смотреть салют, в Лужники. Приехали заранее – салют был в десять, а мы приехали где-то в половине восьмого. Атмосфера была сумасшедшая – салют до этого я видела только по телевизору, ну или с балкона издалека. Это было потрясающе! И вот первый раз, мне уже 35, я все это увидела так близко – и это был совершенно детский восторг! И мы увидели еще рядышком салют, который был на Поклонной горе…

Я люблю кино, причем неважно, где его смотреть – дома или в кинотеатре. Люблю авторское кино, хорошее русское кино. Театры сейчас редко посещаю – я бы не хотела это объяснять тем, что после университета у меня к ним некоторое отторжение или пресыщение ими. Но я хожу выборочно на то, что считаю действительно событием. Слежу очень внимательно за театральной жизнью, и выбираюсь, все же. Театры, постановки – часто даже одну и ту же пьесу бывает интересно посмотреть в разных постановках.
Сейчас я осваиваю гитару, играю в пинг-понг во дворе, в баскетбол — тоже во дворе. Компенсирую себе отсутствие детства (смеется).

— Ты хоккейный болельщик, насколько я знаю?

— Да, уже второй год, я болельщик московского «Динамо». Очень мне нравится эта игра, и сборную мне даже не столько было интересно смотреть, сколько вот болеть за «Динамо». И на будущий год я даже планирую купить абонемент и ходить на все-все домашние матчи.



— И ездить на выезды?

— Ну это вряд ли. Абонемент – это скорее вопрос удобства. Всегда буду знать, что у меня есть билет, что у меня есть место – а не обзванивать судорожно перед матчем знакомых и искать билет.

— А ведь это могла бы получиться неплохая рекламная компания для ХК «Динамо» — наша вип-болельщица Елена Година!

— (Смеется) Можно, конечно, но я как-то не люблю такого… Я не то что не люблю! Я бы с удовольствием! Но на самом деле никому не интересно, кто такая Елена Година и зачем ей хоккей. Поэтому я тихо куплю абонемент и буду наслаждаться игрой. Если уж кто-то сочтет нужным сделать подобную акцию, я буду очень рада принять в ней участие… А уж вип-болельщиков у Динамо достаточно. Я принимала участие в съемках фильма о ФК «Динамо» к 90-летию клуба и общества. Все же я – почетный динамовец. Вот это был прекрасный опыт, интересные люди, богатая история. Но самое приятное, что многие из футбольных болельщиков благодарили
меня за мои слова и участие в динамовском движении.

— Мужской волейбол. Увлекаешься?

— Мне очень нравится мужской волейбол. Правда, я смотрю его очень много и гораздо чаще, чем женский. Меня радует то, что там происходит, и вот здесь как раз видна системность и направленность, конечно, есть и то, что нужно улучшать. Но база есть, она построена, и она работает. Очень много талантливых молодых мальчиков, и они растут уже совершенно с другим пониманием игры. По сути, они играют в другой волейбол. Это прекрасно.

— Последний вопрос: Практически весь сезон ты была экспертом одного известного нам с тобой волейбольного портала. Расскажи о своих впечатлениях?

— Да какой из меня эксперт? Я уже много раз пыталась объяснить: в конкурсе прогнозов я пыталась вызвать какую-то дискуссию, чтобы люди обсуждали. Увидеть мнение людей, которые будут со мной спорить, объяснять свою позицию, защищать свою любимую команду и игроков, мне хотелось этого. И я это увидела, особенно на VolleyballNews. У вас очень интеллектуальные читатели, нет ни оскорблений, ничего негативного…

— Есть-есть, мы их трем!

— Ну мне-то попадались все очень адекватные и разбирающиеся в волейболе! (смеется) Мне было очень интересно с вами работать!

«Динамо» и ГИТИС: «Два больших счастья в один год»

— И ты вновь стала игроком «Динамо»...

— Да. Это был 2006 год. И в этом же году я поступила в ГИТИС. Если честно, мне гораздо приятнее вспоминать, как я поступала в университет, как я вернулась в сборную. ГИТИС и победа на чемпионате мира – это было два больших счастья в том году. Все было так сложно: учиться и продолжать карьеру. Но это было очень, очень интересно. На протяжении пяти лет я училась, безо всяких поблажек. Все-таки это очень специфическое образование, которое требует прохождения полного курса, с первого по пятый, несмотря на то, что у меня уже было высшее образование. Это мне многое дало даже просто в смысле общения и возможности учиться у таких людей. Если я назову фамилии профессоров, то, возможно, они никому ничего не скажут, но я помню об этих людях, и они имеют для меня огромное значение. Профессор Геннадий Григорьевич Дадамян – руководитель курса и мой дипломный руководитель, Юрий Матвеевич Орлов – завкафедрой, Елизавета Леонидовна Игнатьева – преподаватель по экономике культуры. Наверное, это была самая сложная наука из тех, которая была связана с изучением театра. Я продюсер, менеджер сценических искусств. Хотя многие до сих пор считают, что я режиссер и училась я во ВГИКЕ (Смеется), или в Институте культуры. Его в ГИТИСе называли за глаза «кулёк», поэтому всем из таких якобы «просвещенных» и «много знающих» обо мне я сразу наотрез отвечала, что в «кульке» я никогда не училась!



И все эти сложности меня дисциплинировали еще сильнее. И выяснилось, что Москва – это тот самый город, в котором я смогу остаться жить, наверное, навсегда. Я смогла обзавестись здесь собственным жильем, и вот прошло уже два года посоле окончания моей карьеры, а я остаюсь в Москве и наверное, останусь здесь окончательно.

— Олимпийские игры 2008 года ты считаешь провальными?

— В 2007 году, после Чемпионата Европы, не проведя практически ни одной тренировки в «Динамо», мне были назначены операции на оба колена. Была выбрана одна из лучших клиник, в Германии, а самое главное лечащий врач – доктор Пфайфер. Там меня прооперировали с разницей в неделю: сначала левое колено, потом правое. Были повреждены мениски в трех местах и сильно изношены хрящи. Соответственно, это все требовало определенных процедур, которые нужны были и после операции, и еще какое-то время. О сборной можно было уже забыть. Это было в октябре 2007 года. Я пропустила олимпийский отбор – колени все еще беспокоили, присоединилась к сборной летом, после окончания клубного сезона. Конечно, мы возлагали очень много надежд на Олимпиаду в Пекине. Но провалились… Может, я уже называла причины, но мне кажется, понимание того, что от нас хочет тренер, весь тренерский штаб и те веяния в команде, они стали сильно расходится друг с другом. И поэтому мы не совсем понимали или неправильно понимали друг друга, не могли противостоять как команда соперникам. Для меня это было страшнейшим разочарованием, мне было стыдно возвращаться домой.

— В команде был конфликт?

— Конфликта как такового не было. Мы как-то не так понимали, чего хочет от нас тренер, как и что. Может быть, мы были сильно перегружены, психологическое давление или еще что-то… мы не до конца осознавали вообще, что происходит, а поняли только тогда, когда нам уже по голове «настучали»: сначала бразильянки в группе, а потом китаянки в четвертьфинале. Это была не Олимпиада, а позорище. И после этого на собрании, прямо там в Пекине, Джованни Капрара сказал, что он покидает пост главного тренера сборной России, я тоже сказала, что прощаюсь со сборной. И по состоянию здоровья, да и разочарование у меня страшное было, просто страшное…

Кузюткин: «Ты моя девочка!...»

— И в 2009 году в сборной появляется Владимир Кузюткин.

— Появляется вновь назначенный главный тренер сборной Кузюткин, такой будто свой, друг, давно знакомый, хоть это совсем не так, девчонок обнимает: «Ты моя девочка…» И вот подходит ко мне «друг» перед финальной серией с Одинцово и говорит: «Давайте-ка встретимся". А у нас разгар плей-офф. «Поговорим! Мои подружки Любка, Гамчик и ты!» Я ему сказала: «Если так нужно поговорить – подождите, дайте плей-офф доиграть, и поговорим». Гам тоже отказалась, Соколова сказала нет… Всем он предлагал какой-то индивидуальный план. А мне он сказал: «Слушай, мне говорят, ты развалюха такая. А я вроде смотрю, играешь хорошо…» Я отвечаю в той же манере: «Да, я «гнилая» совсем, ноги не ходят! Не хотите – не берите!» Он начинает наседать: вот план сборной, вот то, вот это. Я говорю – мне нужно отдохнуть. А он говорит: «Давай попробуем!» А мне не 15 лет, чтобы пробовать. Я либо готовлюсь и еду на чемпионат Европы, либо я еду в отпуск.

У меня началась сессия, и одним из экзаменов был очень трудный проект, где мне, как продюсеру нужно было полностью, с нуля создать спектакль. То есть начиная с выбора пьесы, и заканчивая пошивом костюмов, подбором актеров, плана подготовки и выпуска, расчетов сборов и всего остального. И вот в этот день, хотя я просила не трогать меня – сезон закончен и у меня сессия – Кузюткин начинает названивать, а у нас в аудитории министр культуры! В итоге я сделала не так, как надо и мне было предложена пересдача, так как училась я хорошо. Еду домой, жутко расстроенная, он опять звонит: «Ну чо?» — «Да ничо!!! Оставьте вы меня в покое все!» Обиделся он, понятное дело – в прессе выходит текст, мол, Година отказалась от сборной. А потом после победы на Кубке Ельцина очередное заявление, что Годиной мало того, что нужно переиграть Пасынкову, еще с ее характером не получится влиться в коллектив созданной им команды. Ну, отказалась и отказалась, что теперь? У меня свои проблемы, мне учиться нужно. Тем более, что я из сборной еще после Пекина ушла.

Потом был случай с Матчем Звезд, в котором я просто физически не могла принять участие. Матч проводился в Омске. После нашего двухдневного финала Кубка России! В котором мы победили. А матч с «Омичкой» регулярки стоял через два дня по расписанию, поэтому «Динамо» осталось в Омске. Я заранее, за месяц предупредила всех ответственных в ВФВ, что играть не буду – не смогу. Я два дня просто «ползала» – от массажа до массажа, восстановиться бы, какое там – играть на следующий день? Кузюткин дал очередное интервью, где сказал что то вроде: «Я просил Годину, но она мне ответила: «Сам играй». И началось перетирание того, чего не было…



Я тоже ответила ему в прессе. Где ответила на все его нападки, где объяснила, почему я не смогла принять участие в МЗ. Ну и пожелала ему удачи. После чемпионата Европы Кузюткин разговаривать со мной перестал, а со мной и не надо было разговаривать!
В общем-то, моя эпопея с ним на этом бы и закончилась, пока он не пришел в московское «Динамо». Он пришел на смену Лосеву, а у меня как раз госэкзамен (прошли пять лет моей учебы), все как обычно. Он приходит, отводит меня в сторонку и говорит: «Значит так, ты тут человек заслуженный, авторитетный, ты должна мне рассказывать, что тут в команде творится и пытаться донести мои идеи до команды». Я чуть не рассмеялась ему в лицо: «Давайте, от каждого по способностям, каждому – по труду. Конечно, не мне вам советовать, но такими вещами я заниматься не буду». И предупредила его, что у меня и с руководством клуба, и с Лосевым была договоренность, что вот в этот день дадут выходной. Не потому, что я хочу в этот день полежать на пляже или напиться, а потому что у меня госэкзамен. Это был обычный тренировочный день и я никого никаким образом не ущемила тем, что не пришла. Ну и я сдаю гос, а Кузюткин начинает меня «искать»: «А где Година? А почему Година не пришла?», именно в этот день ему понадобилось разговаривать с Костагранде, а меня нет, я у них же еще и переводчиком была. В общем, Година снова в опале. И как объяснить человеку? Я даже вопрос потом задала: Владимир Иванович, вы учились в ВУЗе? Вы понимаете, о чем я говорю? Это ГОСЭКЗАМЕН!

— И каковы были последствия?

— Да никаких, я уже не реагировала на это. Година снова виновата, пусть. Костагранде потом тоже очень ему поражалась, потому что у него была манера обнимать девчонок, гладить, трогать… Мы многие этого не любили! Может быть сам тренер ничего не вкладывал в свои действия, но нам было неприятно.

— Лен, вам ведь достаточно было один раз ударить по лицу, честное слово…

— Ну а как? Вот мы сидим за столом, Каро мне говорит: «Переведи ему, если он еще раз до меня дотронется, я дам ему по лицу!» «Каро, как я могу ему это перевести?!» Что делать? И никто не говорил об этом.

---Вернемся к твоей карьере в «Динамо».

— Да, «Динамо» не предложило мне подписать контракт на новый сезон. Уезжать в другой клуб? Хотя я уже закончила университет, можно было бы еще играть. Но я сомневалась, что меня бы взяли на Олимпиаду. Клуб попросил меня пройти один из сборов – игроки разъехались по сборным, и совсем было мало людей. В итоге я прошла всю предсезонную подготовку и даже отыграла предварительный этап Кубка России. Но контракт все-таки не предложили, хотя я и старалась, и форму набирала. Накануне начала сезона сказали, что не видят меня в составе команды. Мне предложили пост советника генерального директора команды — работа с болельщиками, журналистская деятельность, направленная на популяризацию нашего клуба. И я перешла, но потом что-то не заладилось в команде, и Владимир Александрович Зиничев предложил мне поработать тренером. Третьим тренером-ассистентом, где-то рядом со скамейкой (смеется) — если что, ассистент должен взглянуть строго.



А через пару недель лично Зиничев меня попросил помочь. Полномочия и задачи были четко указаны, просто они менялись часто, так игра команды оставляла желать лучшего, что нужно строже и дисциплинированней. И убирают старшего тренера, и я становлюсь помощником Бориса Колчинса, который тогда был главным тренером. В это же время к команде присоединилась Анжелина Грюн, совместными усилиями нам удалось победить в Кубке России прошлого сезона. Это конечно, большая честь – но как так? Я месяц назад тренировалась, была для Колчинса такая же девочка, а теперь я буду сидеть рядом с ним и управлять командой, участвовать в процессе тренировочном. Он поначалу воспринял это с опаской, и мне пришлось доказывать свою компетентность. Хотя бы свою серьезность и ответственность – это было самое сложное, пожалуй, во всей моей карьере. Спасибо огромное Борису Николаевичу за то, что он смог понять меня, он смог показать мне то, что нужно, очертить круг моих обязанностей. И спасибо с большой буквы девчонкам, которые до этого могли называть по прозвищу, а тут стали сотрудничать и сразу включились в общую работу! И воспринимать все, что я им говорила! Это была такая откровенность: они могли со мной не согласиться, могли со мной поспорить — у нас был диалог! Мне повезло – они меня понимали. Это был незабываемый опыт. Я не знаю, заслуживаю ли я этого, но я бесконечно благодарна им за это.

«Уралочка»: «Я извиняюсь, но мы тебя купили»

— Расскажи про «Уралочку». Знаешь, вот сейчас мне стало интересно, почему ты играла в Уралочке с 1994 по 2001, и в эти же годы, ты выигрывала чемпионат Японии, Хорватии и даже побеждала с хорватским клубом в Лиге чемпионов.

— Если начать с конца, то Николай Васильевич Карполь имел практикой сдавать нас в аренду. Он отправлял ряд игроков, которыми он мог, скажем так, распоряжаться – играть за границу.



— Это был воспитательный, развивающий момент?

— С одной стороны, да. Мы всегда играли в элитных клубах, с тем же хорватским «Дубровником» я выиграла Лигу чемпионов, а в «Уралочке» не было такой возможности. В общем, это сказывалось на росте нашей игры, а вместе с тем мы зарабатывали деньги. Не только для себя, но и для клуба. Карполь заключал какие-то контракты, я не знаю на какие суммы – это его дела, и его делами и останутся. Мы тоже имели неплохой заработок, но, конечно, он был в разы меньше того, что получала «Уралочка» в компенсацию того, что зарубежный клуб получает для себя игрока на сезон. Остальное шло на расходы команды. Он платил зарплаты игрокам, покупались мячи, сетки; деньги шли на спортзал, на выезды и прочее, и прочее. При этом Карполь содержал три команды «Уралочки» — первая и вторая играли в высшем дивизионе, а третья – молодежная. И вот таким образом мы жили. И, вместе с тем, игрокам, которых он таким образом за границу посылал, тоже давал какую-то возможность заработать. По тем временам это было неплохо. Но мы не имели никакого права выбора: ни куда, ни как, ни что – он все решал за нас.

— То есть в один прекрасный день Николай Васильевич Карполь приходит на тренировку и говорит тебе: «Лена! Завтра ты едешь в «Дубровник»…

— Только не на тренировку. Он вызывал к себе в кабинет, в номер в гостинице и ставил да, перед фактом. Если ты вдруг что-то скажешь поперек… Я отойду от темы. В 2002 году вот точно так же меня куда-то там продали без моего ведома. Это было уже после того, как я подала заявление о прекращении обязанностей по контракту в связи с несоответствием его Декларации по правам человека и Конституции РФ. Мне позвонили из Азербайджана, вот этот знаменитый Файк Гараев. Тогда только–только начинался путь «Азеррейла». Так вот, он мне звонит и говорит: «Лена, я извиняюсь, но мы тебя купили. Ты должна приехать к нам». Я тогда ответила ему: «Я вас знаю и уважаю, но «купить» вы меня не сможете никогда!» В 2002 году весной мне нужно было заканчивать университет. Наш, свердловский педагогический, где я училась на филологическом факультете. А в сезоне 2001-2002 я играла в «Экзачибаши» в Турции, и у меня очень сильно болело плечо. Страшная нагрузка была, и я всех уведомила, чтобы мне дали хотя бы две недельки, чтобы залечить плечо, сдать госэкзамены и защитить диплом. Мне дали такое разрешение, все хорошо! Я еще за неделю напомнила, что мне обещали. В ответ было то ли молчание, то ли отказ. Я прошла вместе с командой углубленное обследование в Москве, обычное УМО перед сезоном. На следующий день команде нужно было уезжать в Хорватию на сборы. Я просто не сажусь в автобус и не еду в аэропорт с командой, потому что мне нужно было сдать госы, о чем я несколько раз предупредила, но это было оставлено без внимания. Я и так просрочила сдачу госэкзамена со своей группой заочного отделения, не ходила на лекции из-за турецкой «командировки». У меня мама ходила на лекции! Она конспектировала, и по ее конспектам я потом сдавала все экзамены. Вот так я училась.

В итоге я никуда не поехала. Несмотря на то, что это был 2002 год, там был Чемпионат мира и Гран–При. При этом в 1999 году у меня была серьезнейшая травма колена, ее не диагностировали, а я не знала, что происходит, просто было очень больно, а я продолжала тренироваться и играть, выбора не было. С этой травмой и болью я играла Олимпиаду и чемпионат Европы. Тащила за собой это свое шатающееся и постоянно выскакивающее из сустава колено, и операцию сделали только в 2001 по моему, практически, личному требованию Карполю. И так я два года играла – и в сборной и во всех этих клубах. Понимая, что я уже такой, знаешь, «попорченный товарчик» – меня продают в Турцию. Туда я уехала так: мы выиграли Чемпионат Европы, и тут же, на следующий день менеджер команды посадил нас в машину и увез в Турцию. И все — через день я уже тренируюсь за клуб. Там сезон сложился удачно – мы выиграли чемпионат, Кубок… Оттуда я приезжаю с недолеченным коленом и плечом.

Я позвонила Владимиру Леонидовичу Паткину, генеральному секретарю ВФВ в тот момент. Он посоветовал мне приехать в федерацию, где мы бы поговорили, что дальше делать. Я приехала, объяснила, почему пропустила сборы. Он сказал, что нужно лечь на обследование в ЦИТО – все сделала, подлечилась, вернулась в Свердловск, защитилась. Основная команда была на сборах, И я тренировалась с молодежкой, на меня все смотрели как на умалишенную: «Уууу, девочка моя, тебе хана!». Потом вернулась основная команда, и началось…

Дисквалификация. «Им приказали со мной не здороваться!»

— Что началось?

— Меня начали воспитывать. Вплоть до чемпионата мира. Карполь стал называть меня «эта»: поставит перед строем и начинает рассказывать какая я плохая и подвела команду, предала. Начались конфликты, девочки начали меня избегать. И на чемпионате мира доходило до смешного – я была и пасующей, и центральной, и кем только я не была, куда только не ставил. Выходила и играла – как могла! И психологически давление было просто кошмарное, да и играть на новых для себя позициях было трудно, приходилось осваивать.

Еще в 1998 году он буквально заставил меня подписать с «Уралочкой» десятилетний контракт. Подписывать контракт на 10 лет мне, честно говоря, очень не хотелось. Но это случилось на сборах, он меня вызвал поздно вечером, и до ночи: «Подписывай. Подписывай. Подписывай. Ты что, мне не доверяешь?» и так далее. Я просила его: «Давайте поменьше, не на 10 лет!» В конце концов я его подписала – потому что к семи утра мне нужно было вставать и идти на построение, а после бежать без завтрака 8-10 кругов по стадиону, тренажерка… Да мне просто хотелось спать! Понятно, что никто пистолет на меня не наставлял, но было именно так. В контракте стояла квартира. Мы жили небогато, хотелось иметь хоть что-то. Никакой квартиры мне не дали, разумеется.

В 2002 году, после возвращения с ЧМ, мы пришли с моей мамой к нему на встречу. Беседа продолжалась три часа, после чего поняли, что ничего не изменится, и подали ему заявление о прекращении выполнения обязательств по контракту. О том, что я считаю этот контракт 98-го года не соответствующим правам человека Декларации Прав человека, Конституции РФ и Трудовому кодексу РФ. Мы отдали это заявление Николаю Васильевичу. Он эту бумагу у меня не взял, бросил назад, мы разошлись с огромным скандалом. Я ехала домой и думала: «Слава Богу, что я больше туда никогда не вернусь, никогда!» Вот мой волейбол до 2002 года. Хотя было много побед и других интересных вещей, закончилась эта история именно так.



— А что было дальше?

— Дальше я сидела дома. Пару раз он вызывал меня на встречи, но как только он понимал, что я хочу пересмотреть тот контракт, то есть стою на своем, разговоры заканчивались ничем. Он думал, что за мной кто-то стоит, поддерживает, кто-то что-то советует. Но за мной никого не было! Была моя мама, моя семья и все. Не было никаких дорогостоящих адвокатов, как многие считали. Так год прошел.

— Ты тренировалась где-то в это время?

— Ничего я не делала. Мне запрещено же было. А где мне тренироваться и играть? В «Уралочке»? Туда мне хода не было. Никто ничего больше не предлагал. Дома сидела, занималась, читала… в театры вот ходила. Жила обычной жизнью. Без спорта, без волейбола. А потом мне позвонили из «Тенерифе». И говорят: «Приезжай к нам! Просто тренироваться – мы попробуем что-то решить, приезжай». Приехала в Москву, получила визу, которую, кстати, давать не сильно-то хотели: куда едешь, зачем, мол, молодая, не замужем. Приехала, начала тренироваться, а плечо–то болит! Даже руки было не поднять.

В России ничего не изменилось. Пошла в Госкомспорт, там встретила я человека, который помог нам составить исковое заявление в суд. И только в этот момент я узнала, что я уволена, задним числом, еще осенью 2002 за прогулы. Мы начали долгую судебную тяжбу. Суд признавал недействительным тот контракт, Карполь тоже начал со мной судиться – вроде бы я была должна ему огромную сумму с нулями, в евровалюте. Я просила только изменения формулировки увольнения. Там был поистине сумасшедший дом: и приказ был издан в воскресенье, и вдобавок меня обвинили в краже трудовой книжки… очень, очень много грязи, и все это затянулось. В конце лета я вернулась на Тенерифе, потому что они хотели меня видеть в команде. Я сыграла за них в предсезонном товарищеском турнире. Турнир этот был настолько товарищеский, что там даже мужчины могли играть. После чего кто-то сообщил Карполю, что я на Тенерифе и играю за них. Из «Уралочки» тут же пришло возмущенное письмо. В общем, из-за этого товарищеского турнира меня в России дисквалифицируют на два года «за неспортивное поведение».

На тот момент только-только открылся и начал функционировать Спортивный арбитражный суд при олимпийском комитете. Подали иск на признание моей дисквалификации незаконной и требование выдачи мне трансфера на осуществление спортивной деятельности. Всем этим занималась моя мама – я была на Тенерифе. ФИВБ дала мне временный трансфер, и я играла чемпионат Испании, это был уже декабрь 2003. Когда слушание все-таки состоялось с третьего или четвертого раза, моя мама выступала истцом от моего имени по доверенности, а ответчиком – Жуков. Суд запросил документы моей мамы, доверенность от меня, которая позволяет ей представлять мои интересы. А потом мама сказала: «Я вам все показала, все документы. Я конечно, знаю, что вы Жуков Валентин Васильевич. Но вы можете мне показать свои документы, которые вам дают ваши полномочия?» Это огромная смелость и чувство собственного достоинства, ведь она защищала честь и достоинство своей дочери!

— Вы выиграли суд?

— Да, суд постановил снять с меня дисквалификацию и выдать трансфер. Трансфер от ВФВ мне выдал Паткин только в 2004 году, сразу же по окончании Олимпиады.

— Значит, в Афинах тебя не было потому, что дисквалификацию к августу 2004 года еще не сняли?

— Именно. Даже после решения суда никто не снимал с меня дисквалификации и не выдавал трансфера. Со мной связывались люди из Спорткомитета, Фетисов звонил, но не дозвонился, если правду сказать. Но он знал об этом обо всем, и хотел помочь, как-то повлиять на ситуацию, как выяснилось позднее. Мне прислали заявку, которая была подписана Тягачевым, председателем ОКР на тот момент, министерством спорта, всероссийской федерацией волейбола. А вот главным тренером сборной Николаем Васильевичем Карполем этот документ подписан не был. Со мной связывался Паткин, Омельченко: «Приезжай на сборы!» Я сказала, что приеду, когда эту бумагу подпишет Карполь. Пусть это будет хоть какой-то гарантией того, что меня не будут вызывать ночами, третировать. Что мы просто будем работать! Ведь Карполь главный тренер, и он утверждает этот список, а не олимпийский комитет, он первое лицо, которое должно подписать заявку на Игры. Подписи не появилось. А меня не появилось в сборной.
И после Олимпиады, когда сменилось руководство, когда в федерацию пришел Николай Платонович Патрушев, много чего поменялось… А мы с «Тенерифе» в 2004 году выиграли Лигу чемпионов назло всем моим недоброжелателям и чемпионат Испании, я стала MVP. О «Тенерифе» у меня самые хорошие воспоминания – все это благодаря их заботе и Авитала Сэлинджера, который работал с нами тогда.

— Как ты вернулась в Россию и начала играть за «Динамо»?

— Дела на Тенерифе пошли не очень, я решила вернуться. Мне сказали «Вот сумма, приезжай!» Команда только образовалась. Ну и в тот момент уже все «полетели» из «Уралочки» — Гамова, Сафронова, Беликова…



— Получается, ты была вроде «первопроходца-саботажника», когда уходила от Карполя? После тебя потянулись на выход другие?

— Ну да. Там был такой момент. Когда я играла в «Тенерифе», в Лиге чемпионов мы попали в одну группу с «Уралочкой» и пришлось приехать в Нижний Тагил. Ты представляешь, как меня там приняли? Начинается тренировка, опробование зала. Мы первые, потом «Уралочка». Я собираю мячи, тут девчонки выходят. И подходят они не ко мне, а к Магали Карвахаль! Я смотрю, Лиза (Тищенко) с ней разговаривает, подхожу, говорю: «Лиза, привет!» — она отворачивается! Ладно, думаю, пойду. Там Беликова, Сафронова. Я с ними поздоровалась, они тоже отворачиваются, в другую сторону смотрят… Им приказали со мной не здороваться! Да даже если бы мне сказали не здороваться с Сафроновой, с Наташей Сафроновой, я бы все равно подошла. Меня что, убьют за это? Окажись она на моем месте… Они не поздоровались со мной тогда, и я это помню. Я поэтому начала разговор с того, что меня многие считали злой и вредной. Я очень много плохого получала от людей, которых я считала близкими, всю свою жизнь. Я простила, правда, простила – я понимаю, что каждый за себя, каждый много пережил, ни у кого из нас не было легкой жизни. Но не забуду.

Я была очень озлоблена тогда. Этот год в «Динамо», во мне все еще кипело и бурлило, я не понимала и не пыталась никого понять, и в конце мы проиграли финал «Уралочке», я решила уехать в Италию. Вспоминать об Италии мне, если честно не хочется, это было моей ошибкой. Единственное, что я вынесла оттуда – там я натренировала подачу. Тренировки были «адскими», но, надо признать, плодотворными. Я тогда собрала все титулы лучшей подающей вообще во всех турнирах, в которых мы принимали участие.