Наталья Сафронова
– Вы видите? – даже вздрогнул от неожиданности Наташин жених, Сергей Молчанов.
– Думаете, знамение? Как в «Слове о полку Игореве»? Только там было затмение, а сейчас…
– Я не знаю! Я просто молюсь…
И тут же срывается с койки, где только что сидел, нервно сжав Наташину руку в своей:
– Молодцы! Молодцы!
Сергей прыгает по палате, Наташа Сафонова, с которой мы вместе смотрели весь финальный матч от начала и до конца, заметно просветлела лицом. А у меня в голове все вдруг сходится в безупречный узор: солнечная вспышка за оконным стеклом на непроглядно пасмурном с самого утра небе, Наташин рисунок (солнце!), который она отправила в Японию перед чемпионатом мира девочкам из сборной, и то, как называют Японию. Страной восходящего солнца.
Невольно задумаешься: могло ли быть иначе?
КРЕПКОЕ СЛОВЦО О БРАЗИЛЬЯНКАХ
Если судить по игре – могло. Проваленное начало матча. Бразильянки пластаются по паркету как дикие кошки, «поднимая» совсем, казалось бы, не берущиеся мячи. И вслед за началом партии отдан уже и весь сет…
Зыбкий счет 2:2. И, наконец, развязка. Лишь в пятом сете.
Наташа смотрела весь матч практически молча. Только глаза жили на ее лице отдельной жизнью. Я специально сфотографировала ее крупным планом до игры и после. Чтобы было видно то, что заметили в палате, наверное, все: и я, и ее мама, и жених. На ее лицо словно упал и остался на нем тот самый, вспыхнувший лишь на мгновение солнечный луч.
– Волнуетесь? – спросила я Наташу перед трансляцией. Волейболистки на площадке в эту минуту вовсю разминались, а диктор тревожным голосом отбивал словесную, раскачивающую нервы, как маятник Фуко, чечетку:
«Уровень мастерства сборных России и Бразилии настолько высок, что предсказать итог встречи не возьмется никто. Нам остается лишь держать кулаки за наших девчонок».
Отчего же «никто»… Наташа Сафронова, блестящий капитан нашей сборной, нападающая «Динамо», чемпионка мира и серебряный призер Олимпийских игр в Афинах, сделала это довольно легко:
– Нет. Не волнуюсь.
– Почему?
– Все будет хорошо. Бразильянки нас всегда боялись. Особенно это видно было в концовках партий. Они начинали…
И Наташа употребила непечатное слово, точно передающее суть. Все присутствующие от души расхохотались: только так и может дать знать о том, что идет на поправку русский человек!
– Наши в белых майках. Почему не в красных? – Наташина мама, Татьяна Виленовна, сузив глаза, тревожно оглядывает площадку. – В красных они лучше смотрятся.
– В белых нам везет, – замечает Наташа.
Она и правда поправляется. Когда корреспонденты «Советского спорта» навещали ее прежде – это было в клинике Кельна, весной, – она не говорила и не вставала с постели. Лишь отбивала мяч, которым настойчиво пытался вдохнуть в нее жизнь жених Сергей Молчанов.
Сейчас к ней вернулось зрение: один глаз уже восстановился до «единицы», второй – на подходе к полному восстановлению. Наташа разговаривает, рисует. Последнее задание – нарисовать домики и подписать картинку по-английски. Сделано на «отлично»! Расписывает красками баночки из-под кофе. Пришивает пуговицы. Делает маме бутерброды, салаты, заваривает чай. К рисунку с изображением солнца, который она переслала в Японию, она сама напечатала на компьютере: «Вперед, Россия! Давай! Давай!».
«Меня врачи ругают за то, что помогаю есть и завязываю шнурки на кроссовках, – рассказывает, сдвинувшись чуть вбок, чтобы столбик капельницы не загораживал телевизор, Татьяна Виленовна. – Дескать, она все должна стараться делать сама! Я согласна. Но иначе мы просто не успеваем. Промежутки между занятиями и процедурами очень коротки. И если Наташа будет есть сама и завязывать шнурки, мы начнем беспросветно опаздывать и срывать графики! Мы освобождаемся лишь ближе к четырем часам вечера. И Наташа от усталости просто валится с ног».
«Я вообще-то могу и есть, и завязывать шнурки, – дополняет маму Наташа. – Вот только руки у меня действуют неодинаково. Одна – бешеная, вторая – тормозящая».
– Какая бешеная?
– Правая, – уверяет Наташа.
– Левая! – не соглашается Татьяна Виленовна. – Давай проверим!
И протягивает дочери пустую чашку.
Наташа быстро перехватывает ее левой рукой: «Ошиблась».
Мне почудилось, Наташа переносит все, что происходит с ней, совершенно спокойно. Как данность. И где-то даже с юмором. Дает прозвища своим рукам…
«Врачам с Наташей легко, – говорит ее мама. – Другие больные то соглашаются заниматься, то предпочитают лежать и чтобы никто не трогал. То падают духом. А Наташа хочет, не хочет – делает, и все. Не позволяет себе ни малейшей слабости! Как в большом спорте!».
Перед последним сетом. Наташа-Сергею: "Дожмем! На характере!".
Перед последним сетом. Наташа-Сергею: "Дожмем! На характере!".
В сумерках после работы приезжает Сергей. И, обнявшись, они обходят вокруг больничного корпуса. Историю своего знакомства, которая кажется тем более загадочной и интригующей, чем упорнее Наташа с Сергеем о ней молчат, они по-прежнему готовы раскрыть лишь на собственной свадьбе.
«С мамой у Наташи не получается гулять, – рассказывает мне Сергей. – Весь день они на процедурах, на занятиях у логопеда. В барокамере, на тренажерах… К тому же мама намного ниже Наташи. И, чтобы опереться на мамины плечи, Наташе приходилось бы очень сильно сгибаться. А ходить в таком положении неудобно. Мы же с ней почти равны по росту и привыкли идти ровными шагами, не сбиваясь».
«Только вот дверь корпуса в десять уже запирают на ночь, – замечает Наташа. – Я бы с удовольствием гуляла так до полуночи».
К Новому году Наташу должны выписать домой. Сергей строит дом в деревне к ее возвращению из больницы:
«Дом еще не закончен. Готов только фундамент и частично первый этаж. Но я сейчас больше баней занимаюсь. Мы с Наташей фанатичные банщики, при каждом удобном случае пропадали в Донских банях. Там лучший пар в Москве! Поверьте, как специалисту. Знаменитые Сандуны им в этом уступают!».
Я оглядываюсь на иконы, расставленные на полочке над Наташиной кроватью.
– Как вам кажется, зачем вам было дано это испытание?
Татьяна Виленовна опускает голову, разглядывая скрещенные замком руки:
«Зачем оно было дано Наташе, я не знаю. Но к нам приходил священник, отец Лев. И он сказал, что иногда такие испытания даются даже скорее не самому человеку, а его близким. Я ведь как отдала ее в спорт в 12 лет, с тех пор, пока не случилось это несчастье, видела только по телевизору. Наташа играла сразу в трех командах: «Уралочка», молодежная сборная, национальная. Когда в одной команде приходило время отпуска, ее вызывали в другую. Долгие годы мы виделись примерно так: я узнавала, что Наташа будет проезжать через такой-то город, брала на работе выходной и с огромным рюкзаком мчалась на вокзал. Мы так и разговаривали на перронах – зачастую всего двадцать минут, во время стоянки поезда. А ей навстречу я шла… спиной вперед. Иначе меня опрокидывал назад тяжеленный рюкзак. Я столько всего пыталась передать Наташке, что чуть не падала под навьюченной на себя тяжестью. А в следующий раз все равно делала то же самое.
Теперь мы вместе. Каждый день. И я отдаю ей то, что когда-то дать в силу обстоятельств не могла. Себя. Наташа, тридцатилетняя, с прошлого года вновь стала для меня маленьким ребенком».
Телеэкран показывает крупным планом взмокшее, взволнованное лицо Екатерины Гамовой. Она рукой отирает капли со лба и, плотно, бритвенным лезвием сжав губы, ставит бразильянкам убойный блок, после которого те валятся на своей половине сбитыми кеглями и долго не поднимаются с паркета, осознав, что этот мяч им было не достать!
Но как все зыбко… В двух сетах – втором и четвертом – наши действуют слаженно и неумолимо, как рок в поэмах Гомера, первый и третий в концовке сумбурно отдают.
– Ну и качели!
Точно таким же движением, как Гамова, смахивает пот со лба Сергей. И вспотел он от напряжения не меньше, чем Гамова. Не могу представить, каково Наташе в эти минуты лежать неподвижно. Но она ничем не выдает напряжения…
– Да, это всегда качели, – накрыв руку Сергея, еще и успокаивает друга она. – Мне ли не знать?
– Что теперь будет, как вы думаете? – вырывается у меня.
Мяч попадает в лицо Соколовой. Та отшатывается от неожиданности и резкой боли.
– А вы посмотрите, как японцы на трибунах радуются! – негодует Сергей. – Словно в логове врага играем! Неужели все острова им не дают покоя? Как можно – человеку больно, а они вскакивают от восторга!
– Сейчас дожмем, – едва слышно пророчествует Наташа. – На характере…
КРИКИ КАРПОЛЯ СЛУШАЛИ, КАК РАДИО
– Наташа, вам волейбол снится?
– Мне сны вообще не снятся. Так устаю за день… Да и, знаете, я давно хотела уходить. Перед каждым из последних сезонов приезжала на сборы и давала клятву: «Вот этот – точно последний!». Хотелось семьи, детей. Это невозможно, пока играешь.
– Какие из пережитых «качелей» на площадке вы никогда не забудете?
– Какие? Даже не знаю, как ответить… Наверное, самым ярким эпизодом моей карьеры был уход из «Уралочки». Не могу вообразить, что стало бы, если б я там осталась! Так и умерла бы, ничего не увидев. А мне открылся такой яркий мир…
«Карполь Наташу тогда повез на Олимпиаду в Афины специально, чтобы уговорить остаться, – вступает Наташина мама. – На площадку не выпускал. И все воспитывал, воспитывал. Наташа серебряную медаль выиграла… получилось так, что на скамейке запасных».
«Я была у него «изменником Родины», – засмеявшись, вспоминает Наташа.
– Как вы терпели его «матросские» «установки»? Говорят, от его «Версаля» содрогнулись бы и не такое повидавшие на своем веку стены портовых кабаков Гамбурга.
«Девочки на его крики давно внимания не обращали, – тоже засмеявшись, реагирует Татьяна Виленовна. – Это по телевизору выглядит страшно. Орет, рычит, весь красный. А они слушали его, как радио. Привыкли. Но я хочу вам сказать, что магнетизм Карполя – это нечто! Он иногда вызывал меня, например, что-то по поводу дочери обсудить. Перед Карполем чувствуешь себя, как кролик перед удавом. Хочешь возразить и… не можешь, язык не поворачивается!»
– Наташа, а из тренеров кто был самым любимым?
– Карполь! – мгновенно реагирует Наташа.
Снова смех. Жизнь полна парадоксов. И это после сентенции об «изменниках родины»!
– Еще – итальянец Джованни Капрара. Он полностью перевернул мое представление о волейболе. О тренировках! Я поначалу все спрашивала: «Когда наступит конец этим бесконечным игровым упражнениям? Когда мы «физикой» займемся? Бегать начнем?» «Бег для волейболиста – это смерть», – серьезно изрек Капрара. «А велотренажеры?» – «Путь в преисподнюю!» И со временем я поняла, как он был прав! Ну и, конечно, Кузюткин…
«Кузюткин – потрясающий человечище! – вскидывается Сергей. – После чемпионата Европы его смешали с д…мом! А он пошел до конца. Он бросил все. Дачу, бизнес. Все ради победы! Девчонок гонял так, что они чуть ли не сознание на тренировках теряли. Если он не выиграет сейчас… Я в справедливость верить перестану!»
ПЕСТРЫЙ ГАЛСТУК – НА ГОЛУЮ ШЕЮ
«А хотите, о самом памятном для меня Наташином матче расскажу? – предлагает Молчанов. – Это был финал Кубка России, Наташа тогда играла за «Заречье». Против «Динамо». «Заречье» проигрывает две партии. Ужас! Я на протяжении каждой ее игры крестился и, не останавливаясь ни на минуту, молитвы читал. Как и сейчас молюсь за сборную.
Ну, я решаю подать Наташе знак. Но какой?
Наташка мне давно подарила галстук. Красивый. А я режиссер, снимаю ролики, бегаю целыми днями в рабочей одежде – майка, джинсы, кроссовки. А как иначе, если на плече камера 16 килограмм, на другом плече ноутбук и еще рюкзак… вот попробуйте его от пола оторвать».
Молчанов пододвигает ко мне свою ношу. Ну и объем. Чуть меньше альпинистского.
«Теперь вообразите, – рассказывает дальше Сережа. – Я затягиваю галстучную петлю на голой шее и навешиваю этот самый галстук на свою жеваную майку. Понимаю, что выгляжу дико, но вскакиваю и начинаю отчаянно жестикулировать, надо же Наташино внимание как-то привлечь. Она видит меня с площадки и… начинает играть так, что «Заречье» берет Кубок, а Наташа получает приз «Лучшему игроку матча»! Он до сих пор хранится у нас дома, на полке, и будет стоять там всегда!»
– Наташа, а вы помните это?
Наталья качает головой:
– Помню, но смутно…
«Она помнит не все, – объясняет Татьяна Виленовна. – Например, матч Лиги чемпионов, который она сыграла за «Динамо» накануне трагедии, за день до инсульта, она не помнит совсем. Это нормально для тех, кто перенес инсульт. Более отдаленные события помнит, а то, что произошло накануне, – нет. Раньше у Наташи была феноменальная память, все номера телефонов, пин-коды к банковским карточкам… Да что там! Ее первое образование – факультет психологии в пединституте. Так мы с ней по чужим конспектам, без наглядных пособий к экзамену по теме «Нервная система» за одну ночь подготовились. Причем даже я отставала, хотя врач и все это знаю по-латыни!».
…И тут вспыхнул тот самый солнечный луч.
Первые! Первые!
Команда обнимается. Далеко-далеко. В Стране восходящего солнца. Наташин мобильный тут же взрывается звонками. Звонит отец, а вслед за ним – болельшик Дима. Преданный поклонник крайнего Наташиного клуба, «Динамо».
«Через час приедет, – нажимая отбой, говорит Наташа. – Спрашивает, что привезти». «Он исполняет все наши желания, – шепотом пересказывает Наташина мама. – Мы уже боимся что-то говорить, неудобно! Стоит заикнуться о том, что Наташа мерзнет, как в палате появляется обогреватель. Теплые носки… Цветы. Сладости. Все, чего душа пожелает! Честное слово, просто волшебник».
Пытаемся набрать кого-то из сборной. Бесполезно. Ни один номер не отвечает. Можно себе представить, что за сумасшествие творится в раздевалке. Как тут услышишь звонок телефона?!
Я прощаюсь с Наташей. Желаю ей скорейшего выздоровления. И даже в последнюю минуту не могу пригасить профессиональное:
– Чья игра вам сегодня понравилась больше всего?
– Кати Гамовой, Любы Соколовой, Кошелевой… Да все классно сыграли!
«Я Наташе сегодня утром сказала, – сверкнув в полумраке палаты полными слез глазами, призналась Татьяна Виленовна. – Вот мы с тобой и перестанем быть действующими чемпионками мира… А Наташа мне знаете, что ответила: «Да что ты, мама! Почему?!»
ЛИЧНОЕ ДЕЛО
Наталья САФРОНОВА
Родилась 6 февраля 1979 года в Красноярске.
Амплуа: нападающая.
Достижения со сборной России: двукратная чемпионка Европы (1997,1999), чемпионка мира (2006), двукратный бронзовый призер чемпионатов мира (1998,2002), серебряный призер Олимпиады-2004 в Афинах.
